— Ну! — не выдержал парень.

— А они мёртвые! Стоят и, вроде как, смотрят на меня, а глаз-то нет. Словно стервятники выклевали. И изрезаны все. А у Стика… брюхо вспорото, и он свои кишки руками держит. И кровища повсюду! — Мирда осторожно взглянула на собеседника проверить реакцию. — Эй! Ты чего, Ланс?!

— Ни… ничего… — бледный, как мел, парень с трудом шевелил губами. Речь давалась ему с трудом. — Просто… я тоже это видел!

— Что видел? — нахмурилась девчонка.

— Такой же сон. Только про своих.

— Что, честно?!

Ланс кивнул и запустил пальцы в каштановые лохмы.

— Мать, отец, Диза — все были мёртвые и порезанные. И… без глаз.

Мирда вдруг вцепилась приятелю в плечо.

— А ты?! — выдохнула она ему в лицо.

— Я… тоже был мёртв. Только я это не сразу понял.

— А когда?

— Они меня позвали. Я не хотел идти, но потом как-то вдруг понял, что должен. Что мне с ними… Что я такой же, как они.

— А у меня по-другому. Я вбегаю в дом, запираюсь и оборачиваюсь, а там зеркало висит у нас, большое такое, круглое. Папа привёз откуда-то, давно очень. И я вижу, что у меня тоже нет глаз. Только я не понимаю, почему я это вижу. Глаз-то нет.

— Это сон, — кашлянув, проговорил Ланс.

— Знаю, но странно, что мы видим одно и то же. Ну, почти.

— Да… — протянул парень. — Может, мы не одни такие?

— Тебе сколько раз это снилось?

— Три.

— Надо ещё кого-нибудь спросить.

— Керли.

— Он на нас дуется.

— Ничего, перестанет, — парень вскочил. — Пошли найдём его!

Мирда нехотя встала. Поправила воображаемые складки на выцветшем платье.

— Ну, ладно. Давай.

В номере «Тявкай-не-тявкай» поведение Кезо разительно изменилось. Исчезла развязность, зато появилась сдержанность, а речь приобрела уважительность. Убрав две кожаные сумки с вещами (в одной было оружие демоноборцев) в шкаф, он обернулся к девушке и слегка поклонился.

— Госпожа, как мы поступим?

Эральда потянулась, зевнула и положила на тумбу арбалет, затем присоединила к нему колчан с бельтами.

— С Легионером или этим сбродом, надеющимся сэкономить за наш счёт? — спросила она, не глядя на спутника.

— Со всеми, госпожа, — отозвался Кезо.

Девушка устало рухнула на скрипнувшую кровать.

— Думаю, они рассчитывают, что Легионер убьёт вампира, а мы — его. Такой вариант их утроил бы.

— А нас?

Эральда скосила глаза на мужчину.

— Разве это не было бы подлостью, Кезо?

— Безусловно.

— И ты всё равно спрашиваешь меня?

Девушка усмехнулась.

— Да-а… Ты хорошо изучил меня.

— Надеюсь, госпожа.

— Не обязательно демонстрировать это при каждом удобном случае.

— Прошу меня простить.

— Брось. Мы оба знаем, что ты не раскаиваешься, — Эральда подняла руки и с силой потёрла лицо. — Этот грязный городишко омерзителен, а его жители — просто свиньи, — сказала она спокойно.

— Совершенно с вами согласен, госпожа.

— Как на твоей родине поступают со свиньями, Кезо?

— Их откармливают, а затем режут и едят.

— Вот так мы и поступим с Годуром. А как поступают с мёртвыми у тебя дома?

— Их сжигают, госпожа.

— Хм… Не уверена, что это пройдёт с Легионером. Отложим пока решение насчёт него.

— Как прикажете, госпожа.

— Ночью он собирается выслеживать главаря стригоев. Составим ему компанию.

— Если то, что говорят о нём, правда хотя бы наполовину…

— Я слышала эти байки, Кезо. И не думаю, что можно верить даже трети. Знаешь поговорку: у страха глаза с тарелки?

— Да, госпожа.

— То-то. А теперь найди горячей воды — я хочу умыться с дороги.

Глава 18

Эл видел в окно, как мужчина с татуировками выгрузил из экипажа две объёмные сумки, а затем отправился пристраивать лошадей в конюшню. Демоноборцы, конечно, прибыли в Годур неслучайно — тоже прочитали объявления, призывавшие охотников на нечисть попытать счастья. Эта парочка выглядела вполне обычно и всё же не нравилась некроманту. Он не мог объяснить, в чём дело, даже самому себе. Просто чувствовал: что-то не так. А может, он просто понимал, что демоноборцы попытаются перехватить его заказ, и жители Годура будут этому только рады?

Свёрток, лежавший на столе, пискнул и зашевелился. Эл отвернулся от окна, не глядя, плотно задёрнул шторы, а затем сделал три шага и сел на шаткий стул. Аккуратно он развернул тряпицу.

Обезьяна вперила в Эла взгляд жёлтых, как янтарь, глаз и ощерилась, демонстрируя ненормально длинные клыки. Цепь из серебряных и железных звеньев надёжно оплетала тщедушное тельце, покрытое рыжеватой шерстью и бурыми пятнами засохшей крови. Рана от пули уже затянулась — металлический шарик, выпущенный револьвером демоноборца, прошёл навылет и затерялся в поле близ рабочего посёлка, где стригои нашли убежище от солнечных лучей.

Эл снял перчатку и приложил два пальца в левой стороне груди животного. Обезьяна задёргалась, зашипела. Сердце билось. Гнало кровь. Нет, упыри не были мертвецами. Переродившимися — да. Демоноборец переместил пальцы вправо. Там тоже работал крошечный насос.

Бледные губы охотника зашевелились, произнося заклинание. Пальцы сложились особым образом и начертили над обезьяной Знак Гимены. Это не было чёрной магией, поднимавшей мёртвых, вызывавшей их души из Нижнего мира. Простое заклинание, которому Эл научился на востоке, позволяло заглянуть в душу живого существа и увидеть то, что ему известно. В работе демоноборца подобный навык пригождался часто. Легионер получил это умение от колдуна зитов в качестве платы за убийство осаждавшего деревню мананангала. Четыре беременные женщины стали жертвой жуткого крылатого чудища, прежде чем Эл добрался до него. Поскольку одна из убитых была женой колдуна, тот был рад отблагодарить охотника, отомстившего за смерть его супруги.

Обезьяна на столе задёргалась, словно её тыкали иголками или поджаривали на углях. Изо рта показалась пена, глаза закатились, так что стали видны только пронизанные сосудами белки. Эл опустил веки и сжал пальцами виски животного. Он словно оказался в призрачном лабиринте, который на самом деле был нагромождением перемешанных образов, хранящихся в мозгу обезьяны. В этом хаосе демоноборцу надо было отыскать то, что его интересовало.

Шли минуты, и обезьяна успокоилась, замерла. Со стороны можно было бы подумать, будто зверёк окоченел, но оба его сердца продолжали биться, только в замедленном ритме. Эл продирался сквозь воспоминания, пока не добрался до того, что искал. До самого главного. А затем пошёл дальше — на четыре месяца назад, в злополучный для Годура день, когда прокажённого старика посадили на лошадь и увезли из города.

Тёплый воздух наполняло множество запахов. Трава, земля, смола, листья, животные, прятавшиеся в чаще, гниющие на земле плоды — всё источало свой аромат.

Обезьяна ехала на плече старика, вцепившись в его давно не мытые, спутанные космы, и выбирала из рыжих волос маленьких букашек. Прежде чем выбросить их, совала в рот и раскусывала. Твари издавали едва слышный щелчок, прежде чем сдохнуть. Это однообразное занятие требовало сосредоточенности и ловкости, так что обезьяна была полностью поглощена им. Что не мешало ей ощущать запахи, тепло солнца и старика, а также следить за лошадьми, на которых передвигалась маленькая процессия: трое Кройнов и бродяга, которому одолжили старую клячу в серых яблоках. Животное скакало из последних сил, обезьяна чувствовала её напряжение и усталость.

Жаркий воздух был неподвижен и душен. Кругом царило спокойствие, даже листья едва шевелились — человек не заметил бы этого, но острый глаз обезьяны видел всё.

Люди разговаривали.

— Как же тебя угораздило подхватить проказу? — спросил Нейд, глядя сверху вниз на согнутую фигуру бродяги. Сам он держался очень прямо, словно жердь проглотил. — Небось, со шлюхами путался?