— Истинно так, — подал голос Трик, при виде дорогущих револьверов неосознанно поправивший заткнутый за широкий пояс топор. — Мы тут мирно живём. Сами никого не трогаем и любим, чтобы нас не задирали.

— Ага, — поддакнул Нейд. — Всем рады. Кроме чудищ и всяких выродков.

Он не спускал глаз с тоненькой фигурки девушки.

— Вы кто будете? — придав лицу светское выражение (он его себе представлял), поинтересовался Бинки. — Откуда?

— Грех не ответить добрым людям, — проговорил, вальяжно подходя, мужчина. Он на ходу чиркнул спичкой, затянулся, прикуривая. — Меня зовут Кезо, а мою подругу — Эральда. Мы охотники на нечисть и путешествуем по Пустоши в поисках подходящей работёнки. Нет ли у вас такой, кстати? — прищурившись, мужчина выпустил густую струю сизого дыма.

Кройны переглянулись.

— Демоноборцы? — протянул Нейд.

— Они самые, — подтвердил назвавшийся Кезо.

— Думаю, наш градоначальник будет рад вас видеть, — ухмыляясь, произнёс Бинки. — Вы уж позвольте, я вас к нему провожу.

— Какая честь, — светлые, словно выгоревшие брови удивлённо приподнялись на покрытом тонкими шрамами лице Кезо. — Вот так сразу?

— А что? — не понял Кройн. — Или горло сначала промочить охота? — он расплылся в одобрительной ухмылке. — Что ж, это тоже можно. Всё рядом.

— Промочить было бы неплохо, — слегка кивнул демоноборец. — Как ты на это смотришь, Эра? — обернулся он к девушке.

Та кивнула.

— Веди, приятель, — сказал Бинки охотник. — По стаканчику пропустим, а потом — сразу к вашему градоначальнику, да хранят его боги.

— Вот это по-нашему! — хлопнул себя по ляжке старший Кройн и подмигнул братьям. — Верно, парни?

— Ага, — с готовностью подтвердил Нейд.

— Ясное дело, — процедил, продолжая поглаживать древко топора, Трик.

Бинки толкнул его в плечо.

— Эй, очнись!

— В чём дело?!

— Мне показалось, ты спишь с открытыми глазами.

— Ну, так ты ошибся, болван! — Трик медленно убрал ладонь с топорища.

Нейд встал со своего ящика.

— Я тоже с вами пойду, — заявил он.

— Сиди, дурень, — сверкнул на него глазами Бинки.

Брат попытался протестовать, но стушевался, когда увидел, как сжимается у старшего массивный кулак.

— Двигайте за мной, — ощерившись в подобии улыбки, сказал демоноборцам Бинки. — Сюда. Здесь и выпивка, и градоначальник, и койки, если понадобятся. Вы ведь задержитесь в Годуре?

— Смотря, есть ли работа, — поднимаясь за ним по ступеням, отозвался Кезо. — Хотя лошадям всё равно надо дать отдохнуть, так что, думаю, до утра в любом случае останемся.

— Работа, может, и найдётся, — донеслось уже из дверей до Нейда и Трика.

Последней вошла в трактир девушка. Перед тем как исчезнуть, она обернулась и бросила взгляд на лошадей и повозку, словно решая, стоит ли оставлять их без присмотра.

— Чего это он нас не взял? — с обидой спросил Нейд. — Нешто мы хуже него?

— Не хотел, чтобы ты пялился на бабу этого Кезо, вот почему, — буркнул Трик. — Какого хрена ты на неё вылупился? Захотел поймать лобешником пулю?

— Заткнись! — мигом разозлился Нейд. — Кто бы говорил!

— А что я? — удивился Трик.

— А то! Как увидел револьверы, так и вцепился в топор. Я думал, ты прямо сразу, здесь же, попытаешься грохнуть демоноборца и прибрать его пукалки.

— Не-е… — толстые губы Трика растянулись в ухмылке. — Не здесь. И не сразу.

Глава 16

Годур лежал посреди долины кучей домишек, среди которых торчал белый храм Укадара с железным крестом на вершине центральной башни. Ветер тащил по пыльным улицам обрывки бумаги, завывал в чердаках и под настилами террас, трепыхал полы коричневого плаща демоноборца и края полосатых навесов, растянутых над витринами лавок и парикмахерской. Воздух пропитал сладковатый, тошнотворный запах мертвечины. Он забирался в ноздри, растекался по лёкгим, норовя просочиться в кровь. Эл ощущал лёгкое покалывание кожи. Он медленно шёл по главной улице, пустынной и тихой, полный не предчувствий, нет. Уверенности. Демоноборец знал, что увидит, если зайдёт в ближайший дом. Поэтому не было нужды проверять каждый. Он направлялся к устремившему ослепительной иглой храму Укадара. Там, как обычно, ждало его главное послание, оставленное Художником.

Кое-где на песке темнели припорошенные пылью пятна. Такие же виднелись на стенах. Они слово звали: «Погляди на нас! Ну же, поверни голову и прочитай наши письмена!» Но Эл не давал себя отвлечь. Свернув, он обогнул молчаливый трактир и через несколько минут вышел к храму. Тишина, нарушаемая только монотонным свистом ветра. Охотник поднялся по ступеням и толкнул приоткрытую дверь. Смрад, спёртый и густой, окутал его, словно паутина — угодившую в ловушку муху.

Внутри царил сумрак, ибо маленькие окошки, располагавшиеся вверху, пропускали мало света, а лампады давно остыли.

Художник постарался. Он никогда не торопился, никогда не халтурил. И не повторялся. Каждый раз преследователя ждало что-то новое.

Эл прошёл по затянувшейся корке, покрывшей дощатый пол, придав ему тёмный глянец. Эманации смерти витали повсюду, словно столбики пыли, завихрялись вокруг окованных сапог демоноборца. Он вышел на середину храма и поднял голову. Взгляд лишённых белков глаз заскользил по обнажённым телам, расположившимся на стене за алтарём. Сколько их здесь было? Несколько десятков. Они давали толщину, объём композиции, заполнив пространство до самого камня, служившего местом жертвоприношений. Руки, ноги, спины, животы, груди, сморщенные мужские и почти неразличимые в полумраке женские гениталии, разверстые в немом крике рты с вывалившимися распухшими языками, скрюченные пальцы, похожие на когти стервятников, глянцево синеющие ягодицы и километры выпущенных внутренностей, оплетших море трупов, слившихся в динамичной многофигурной «скульптуре» — одной из тех, которыми украшал пространство странствующий Художник. Его чудовищные инсталляции заполоняли складки материи, служа кровавыми стежками, которые накладывал чудак в лиловом камзоле с нелепой шпажкой на боку. Уверенно он двигался с востока на запад, оставляя за собой шлейф из швов и смрада, сотни пустых оболочек, высушенных, как пустыня, мёртвых, словно солончаки. И демоноборцу никак не удавалось его догнать.

Только теперь Эл услышал жужжание насекомых, облепивших трупы. Они копошились повсюду — внутри и снаружи, ползали, жрали, откладывали личинки. Этот звук, единственное свидетельство жизни, словно вырвался из-под толщи тишины — так бывает, когда выныриваешь, и вода спустя несколько секунд покидает ушные извивы. Охотник подошёл ближе. Его губы зашевелились, произнося сложное заклинание. Изо рта потекло зелёное, прозрачное, похожее на ядовитый туман. Он был своим в этом царстве мёртвых, но в то же время композиция, составленная Художником, буквально кричала о своей чуждости. И в каждом доме, который посетил «скульптор» (а он не упускал никого, ни единой человеческой души), было то же самое — Эл в этом не сомневался.

Демоноборец направил струившийся из своего чрева туман в жуткое месиво мяса, гноя, запекшейся крови. Бесплотные щупальца проникали во все щели, окутывали мертвецов, заползали червями в глазницы, рты, уши и бесчисленные раны, нанесённые острым, как бритва, кинжалом (Эл знал, каким).

И никакого отклика. Нижний мир не мог выдать своих пленников, потому что не владел ими. Только звенящая пустота была ответом некроманту. Никто не избежал страшной участи, ни единый обитатель Годура. Все его жители стали собственностью Художника. Сотни опустошённых тел, гниющих оболочек — вот всё, что нашёл в городе демоноборец. Но он знал, что ещё один знак оставил для него зловещий путник, пересекавший Пустошь из одного конца в другой. Цифра, выведенная кровью, выложенная поверх застывшей корки, словно драгоценными камнями, оскальпированными детскими головами, она зияла зловонным росчерком на полу прямо перед обтянутым человеческой кожей алтарём. Пять. Выведенная любовно, со старанием. Художник никогда не спешил и не халтурил, словно и не гнался за ним беспощадный убийца. Он вёл обратный отсчёт своих «шедевров», стягивая складки пространства, накладывая их одну на другую, кроя мир на свой лад. Создавая новую вселенную.